ПОЭТИКА ОДИНОЧЕСТВА В РАССКАЗЕ Ю. ГЕРМАН «СОНЯ»[1]
Платицына Наталья Игоревна, Радченко Дарья Александровна
(Тамбов, Россия)
Проблема одиночества всегда оставалась в сфере пристального внимания философов, психологов, социологов, художников слова. Одиночество – состояние и ощущение человека, находящегося в условиях реальной или мнимой коммуникативной изоляции от других людей, разрыва социальных связей, отсутствия значимого для него общения. По утверждению психологов, одиночество выражается в трёх основных формах: обыденной, экстремально-ситуативной и искусственной (экспериментальной и лечебной). Как психогенный фактор одиночество оказывает особое влияние на психику человека и провоцирует появление острых эмоциональных реакций (в т.ч. тягостных переживаний, тревожности, депрессии, деперсонализации, галлюцинаций), изменение сознания и самосознания, индивидуальных и личностных особенностей [Никулина 2008].
Рубеж ХХ-XXI веков усилил интерес к одиночеству как одной из основных онтологических категорий. Помимо многочисленных научных исследований [Денисова 2005; Давидович, Алоян 2008; Голкова 2010; Калинина 2010; Романова 2010] продолжают появляться литературные произведения, авторы которых обращаются к исследованию причин, содержания и последствий одиночества человека. Назовём романы Р. Шнайдера «Сестра сна» (1991), Д. Лессинг «Бен, брошенный» (2000), Я.Л. Вишневского «Одиночество в Сети» (2001), Д. Глаттауэра «Лучшее средство против северного ветра» (2006), И. Макьюэна «На берегу» (2007) и др. К числу современных художников слова, изображающих одиноких, потерянных, запутавшихся в собственных жизненных перипетиях людей, можно отнести немецкую писательницу Юдит Герман (р. 1970). Она принадлежит к тем немногочисленным авторам, славу которым принесла уже первая книга. Публикация сборника рассказов Герман «Летний домик, позже» («Sommerhaus, sp?ter», 1998) была восторженно встречена немецкоязычной критикой. «Ни одного лишнего слова», – таков вердикт, вынесенный швейцарской газетой «Neue Z?rcher Zeitung». «Восхитительно, очень талантливо», – констатировал немецкий еженедельник «Der Spiegel».
Творчество Юдит Герман соотносят с так называемой «Neue deutsche Lesbarkeit», то есть с новой литературной традицией «рассказывать истории понятным, высокохудожественным языком». Современные писатели констатируют отсутствие в современную эпоху искреннего участия и душевного общения: людям, даже самым близким, уже нечего сказать друг другу. Юдит Герман – увлекательный рассказчик. Её персонажи часто говорят от своего имени, автор остаётся за пределами повествования, и, кажется, ему известно не больше, чем самим героям. Вопросы, возникающие у читателя, не получают ответа. Истории в сборнике «Летний домик, позже» написаны о любви и неприкаянности, о страхе, что шансы упущены, мечты так и остались мечтами, а лучшие годы жизни уходят. Герои Герман преимущественно либо пассивно созерцают собственное бытие (ср. рассказ «Красные кораллы»), либо инсценируют его (ср. рассказ «Ураган (Something farewell)»).
Проблема одиночества становится центральной в малой прозе писательницы, ей подчиняются сюжетные линии, с нею связаны принципы создания образов героев. В рамках данной статьи поэтологические и идеологические характеристики указанной проблемы исследуются на примере рассказа «Соня». Уточним, что под поэтикой вслед за Вяч. Ивановым мы будем понимать «науку о строении литературных произведений и системе эстетических средств, в них используемых» [Иванов 1968: 936]; под идеологией – «систему взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты» [Келле 1983].
В рассказе «Соня», с нашей точки зрения, отсутствует сюжет в его каноническом понимании: речь идёт, скорее, об отдельном эпизоде жизни главного героя. Подчеркнём, что ни сам этот эпизод, ни действующие лица рассказа не имеют отчётливо-конкретных описаний. Как и всегда в малой прозе Герман, образы персонажей лишены индивидуальности: писательница изображает типичных представителей своего времени, обладающих наиболее характерными признаками. Повествование в рассказе ведётся от первого лица; главный герой – мужчина средних лет, имя которого не указано. Композиционно рассказ выстраивается в форме воспоминаний героя, что придаёт ему особую смысловую насыщенность: писательница предпринимает попытку взглянуть на жизнь глазами мужчины.
Начало рассказа связано с лаконичной самохарактеристикой главного героя, из которой становится очевидным переживаемый им душевный разлад: «Я встретил Соню в поезде. Я возвращался в Берлин из Гамбурга, где я провёл восемь дней с Вереной. Я был без памяти влюблен в Верену. У неё был вишнёвый рот и чёрные, как смоль, волосы, каждое утро я заплетал их в две толстые тяжёлые косы, мы гуляли вдоль гавани, я прыгал вокруг неё, выкрикивал её имя, распугивая чаек. Она казалась мне прекрасной» [Герман 2009: 51]. Объяснимое желание почувствовать себя причастным жизни другого человека определяет ход мыслей и поступки рассказчика. Стремление к новым впечатлениям заставляет его решиться на одновременную связь с двумя девушками. Важно, что Герман изображает обеих героинь, акцентируя их различие и внешнее, и внутреннее. С Вереной героя связывают длительные отношения: «Она была высокая и стройная, на улицах, мужчины провожали её взглядами, она распространяла вокруг себя чудесный запах – короче говоря, когда я говорил, что хочу на ней жениться, я отнюдь не шутил» [Герман 2009: 57]. Всё, что окружает Верену, «вещно», материально, ощутимо: «…ко мне приехала Верена, сдала пустые бутылки, купила уйму всякой еды, заставила кухню букетами сирени и всегда была готова лечь со мной в постель <…>. Я расчёсывал её волосы, фотографировал её со всех сторон и начинал уже говорить о детях, о свадьбе» [Герман 2009: 56]. Верене удаётся привнести в жизнь героя умиротворение, домашний уют и, что ещё более важно, ощущение стабильности. Однако присутствие Верены лишь создаёт иллюзию неодиночества: «Я от неё не устал, я был уверен, что могу провести с ней всю жизнь, но когда она уехала, и букеты сирени на кухне засохли, и скопилось множество пустых бутылок, и по мастерской стала летать пыль, я не скучал по ней» [Герман 2009: 59], – признаётся герой.
Соня – случайная попутчица рассказчика, которая изображена иначе, нежели Верена: «Она не была красивой. Она была какой угодно, но только не красивой в тот момент, её лицо было необычным и старомодным – как у мадонн на картинах пятнадцатого века» [Герман 2009: 56]. Для характеристики Сони употребим слово «инаковость»: действительно, образ героини, скорее, неосязаем, бестелесен, одухотворён. Процитируем начало рассказа: «Соня была гибкой <…> её проекции могли быть какие угодно, то есть она могла быть незнакомым человеком, маленькой музой, женщиной, увидев которую на улице, вспоминаешь потом спустя много лет, испытывая чувство ужасного упущения. <…> Я думаю, что она была такой гибкой, потому что на самом деле она была ничем» [Герман 2009: 51]. Соня не похожа на знакомых герою женщин, её можно было бы даже назвать «странной»: полюбив, она, в отличие от Верены, не терзает молодого художника вопросами о его времяпрепровождении, не устраивает сцен ревности. Её чувство так же легко и непосредственно, как она сама. Соня – страстная натура, но ей свойственна не животная, лавинообразная страсть Верены, а глубокая, совсем ещё детская страстность. Она принимает правила игры, установленные её возлюбленным: находится рядом в тех случаях, когда ему этого хочется, и оставляет его в момент возвращения Верены. Соня позволяет герою доминировать в отношениях, не требуя ничего взамен.
Мы полагаем, что Соня привносит в обыденную жизнь молодого человека ощущение гармонии и здоровой беспечности: «Я говорил как будто с самим собой, а Соня слушала, а часто мы просто молчали, и это тоже было хорошо. Мне нравилось, что её приводят в восторг такие вещи, как первый снег, пластинки с органными концертами Баха, турецкий кофе после еды, поездки на метро в шесть утра, подглядывание в чужие окна ночью в моем дворе» [9, с. 64]. Важно и духовное единение героев, невозможное прежде, когда художника связывали отношения с Вереной: « <…> совершенно ясно, что, если бы я по-настоящему переспал с ней (с Соней – Н.П., Д.Р.), это было бы как инцест» [Герман 2009: 67].
Взаимоотношения с двумя женщинами, существование в двух параллельных мирах, обеспечивают герою возможность испытать неповторимые ощущения, балансируя на грани встреч-расставаний. Когда жизнь становится скучной и однообразной, а повседневные заботы провоцируют душевный разлад, человек стремится к разрешению противоречий. В рассказе Ю. Герман предложен путь к спасению одного героя за счёт другого: вступив в отношения в Соней, молодой человек, по его собственным словам, испытывает к ней интерес естествоиспытателя, проводящего эксперимент. Он сознательно приближает и отдаляет девушку, заставляя её пренебречь чувством собственного достоинства, демонстрируя заинтересованность Вереной. Он испытывает её на прочность, но вместе с тем – играет и с собственными чувствами, всё больше запутываясь в любовных перипетиях: «Услышав сильные, неровные удары своего сердца, я подумал: не эти ли сбои в ритме и есть те самые «перемены» по которым я так тосковал? Я стоял, переводя взгляд с Сони на Верену <…>» [Герман 2009: 70].
Эксперимент по стимулированию чувств и эмоций заканчивается трагически: Соня навсегда исчезает из жизни героя рассказа поле того, как он делает предложение Верене. Что побуждает его к этому? Вероятнее всего, малодушие, страх перед зарождающимся настоящим чувством: «Я думаю, что испугался Сони, испугался перспективы жизни с таким странным маленьким существом, с девушкой, которая не разговаривала и не спала со мной, только смотрела на меня широко раскрытыми глазами, о которой я ничего не знал, и которую я при этом любил, ну да, любил, конечно» [Герман 2009: 74].
Таким образом, важнейшей в рассказе становится проблема одиночества современного человека, связанная, в том числе, с девальвацией его духовно-нравственных ориентиров. Поколение XXI века, по мысли Герман, оказалось в сложной ситуации морального выбора, расставления ценностных приоритетов. Человек утрачивает способность к подлинным чувствам, но чаще – просто избегает их, не позволяя нарушать привычный жизненный уклад: «На дворе февраль, я всё время подкладываю в печку дрова, но теплее от этого не становится. Соню я больше не видел и ничего о ней не слышал <…>. Иногда на улице мне кажется, что кто-то за мной идет, я резко оборачиваюсь, и там никого нет, но беспокойство не проходит» [Герман 2009: 79].
Литература
[1] Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ («Романы Веймарской республики в контексте культуры кризисной эпохи», проект № 14-04-00312).
