ФРАЗЕОЛОГИЯ КАК ОРУЖИЕ ИНФОРМАЦИОННОЙ ВОЙНЫ
Рыжкина Елена Викторовна (Москва, Россия)
Термин информационная война или информационное противоборство (Information war/ warfare) традиционно употребляется военными специалистами главным образом в контексте военных действий против другого государства или социальной системы. Это – современный формат противоборства, характерный для «информационного века» и позволяющий достигать цели с минимальными человеческими жертвами [Reto E. Haeni 1997: 3]. Причем такой формат войны предполагает как ведение информационных атак, направленных на достижение информационного превосходства над противником, так и действия по защите от враждебной информации (adversary information) [Reto E. Haeni 1997: 3].
Однако в современной литературе данный термин нередко трактуется гораздо шире и предполагает весь спектр конфликтных ситуаций в информационно-психологической сфере: «к информационному противоборству можно отнести любые формы социальной и политической конкуренции, в которых для достижения конкурентного преимущества предпочтение отдается средствам и способам информационно-психологического воздействия» [Манойло 2005]. В этом смысле также используется термин психологическая война – совокупность различных форм, методов и средств воздействия на людей с целью изменения в желаемом направлении их психологических характеристик (взглядов, мнений, ценностных ориентаций, настроений, мотивов, установок, массовых настроений), а также групповых норм, массовых настроений, общественного сознания в целом [Крысько 2003].
Хотя средствами ведения информационно-психологической войны могут быть любые формы передачи информации, ведущую роль в этом на современном этапе, несомненно, играют СМИ, которые способны эффективно осуществить заданное информационное воздействие в формате сводки новостей, журналистской статьи или репортажа.
Информационное воздействие не обязательно строится на заведомой лжи или искажении фактов, но часто предполагает навязывание чуждых целей, идеалов, настроений и т.п., выгодных воздействующей стороне, путем тонкого манипулирования общественным сознанием, в том числе за счет формирования определенного эмоционального восприятия фактов. Современные исследования по когнитивной психологии свидетельствуют о том, что эмоциональное переживание события способствует не только адекватному восприятию и фиксации значимых фактов, но и облегчению доступа к ним для других познавательных процессов [Долан 2012: 235]. Более того, эмоциональные процессы непосредственно влияют на механизмы вынесения суждений и принятия решений [Долан 2012: 236].
На лингвистическом уровне это достигается не только посредством эмоционально окрашенной лексики, но и путем актуализации в дискурсе культурных концептов, стереотипов, символов, обладающих в данной лингвокультуре особой аксиологической значимостью. Среди них важное место занимают различные прецедентные явления.
Прецедентность традиционно определяется как известность, хрестоматийность, востребованность некоего феномена (произведения, высказывания, имени и др.), который приобретает «сверхличностный» характер – познавательную и эмоциональную значимость для определенного этнокультурного сообщества [Караулов 1987]. К прецедентным можно отнести объекты как современной, так и предшествующих культур, включая различные тексты, невербальные объекты – продукты материальной/ художественной культуры, имена, актуальные для всех носителей данной культуры и вызывающие определенный эмоциональный отклик. Так, прецедентным может считаться имя, которое приобрело в данной лингвокультуре особый, обобщенный смысл. Иначе говоря, это – имя, ставшее символом, т. е. объектом, который имеет собственное содержание и одновременно представляет в обобщенной, неразвернутой форме некоторое иное содержание [Философия 2006].
В когнитивном плане за прецедентным именем стоит некое образное представление о конкретной личности, реальной или вымышленной, черты которой складываются в определенную отличительную характеристику, эталон того или иного социального явления, свойства или типа людей и т. п. Так Solomon, имя ветхозаветного царя Соломона, служит эталоном мудрости, Judas (Иуда) – эталоном предательства. Символическое значение, которое приобретает прецедентное имя, формируется сетью устойчивых ассоциаций, порождаемых данным именем в сознании носителей языка. Как справедливо отмечает Г.Г. Слышкин, за каждым таким феноменом фиксируется «своя уникальная система ассоциаций. И именно эта включенность в ассоциативные связи с другими языковыми концептами обусловливает их регулярную актуализацию» в дискурсе [Слышкин 2000: 48].
Прецедентные явления, особенно имена, как правило, носят выраженный этнокультурный характер. Так, тексты Библии, являющиеся прецедентными для многих народов, тем не менее, внесли неодинаковый вклад в разные лингвокультуры. В частности, за исключением небольшого числа относительно универсальных прецедентных имен, восходящих к текстам Библии (таких как Адам, Ева или Соломон), большинство библейских антропонимов с фиксированным в языке символическим значением четко ориентированы на определенную лингвокультурную общность, отражают особенности ее ментальности и входят в состав соответствующего тезауруса. Например, имя Хам стало нарицательным в русской культуре, где оно однозначно воспринимается любым русскоязычным человеком как символ возмутительного неуважения к кому-либо. Причем это касается не только самого антропонима, но и его многочисленных дериватов (хамство, хамский, хамить и др.). В англоязычной культуре данное библейское имя не обладает аксиологическим значением и не используется в обыденной коммуникации.
Явление прецедентности особенно ярко проявляется во фразеологии, которая сама по себе является прагматически маркированной системой, ибо фразеологические единицы (ФЕ) благодаря своим изобразительно-выразительным качествам изначально «запрограммированы» на оказание эмоционального воздействия. Кроме того, фразеология более чем любая другая система языка отражает его этнокультурную специфику. Механизм языковой компрессии обеспечивает очень высокую информативность ФЕ, в следствие чего фразеологизмы способны кодировать большой объем информации, в том числе об истории народа, его культурных традициях, верованиях, системе ценностей и т. д. Многие фразеологизмы носят аллюзивный характер, т.е. служат «средством расширенного переноса свойств и качеств мифологических, библейских, литературных, исторических персонажей и событий на те, о которых идет речь в данном высказывании» [Гальперин 1981: 110]. Существуют так называемые фабульные фразеологизмы, в сжатой, лаконичной форме передающие целый рассказ о неком событии, что позволяет уподобить такие ФЕ художественным формам – сказке, притче, басне, например: prodigal son (блудный сын), тришкин кафтан. Иными словами, фразеологизм, отсылая читателя к тексту-источнику или другому прецедентному явлению/ объекту, обеспечивает приращение смысла в тексте, в котором он функционирует.
В сфере фразеологии прецедентность, как правило, изучается либо в чисто культурологическом, либо дискурсивном аспекте (особенно в связи с явлением интертекстуальности). Данная работа имеет целью рассмотреть использование фразеологизмов в медиадискурсе в качестве инструмента манипулирования общественным сознанием.
Следует отметить, что фразеологизм, отражающий некое прецедентное явление, обладает повышенными аксиологическими свойствами, благодаря чему он способен транслировать не только определенное смысловое содержание, но и передавать эмоционально окрашенное суждение, оценку обозначаемому предмету. А высокие экспрессивно-изобразительные качества подобных единиц придают им особую силу воздействия и обусловливают их востребованность как орудия информационно-психологической войны.
Материалом исследования послужили фразеологизмы, которые представляются своего рода интернациональными эквивалентными и используются в разных лингвокультурах. В частности, ФЕ потемкинские деревни и поскреби русского, найдешь татарина воспринимаются многими носителями русского языка как исконно русские. Однако в действительности эти единицы являются кальками с иноязычных фразеологизмов и были созданы для дискредитации России.
Первая из них потемкинские деревни/ англ. Potemkin villages (обман, фикция, показуха с целью скрыть истинное положение дел) возникла как аллюзия на известный исторический миф, согласно которому князь Григорий Потемкин, наместник Новороссии и Тавриды, якобы возводил бутафорские деревни вдоль маршрута императрицы Екатерины II во время ее путешествия в северное Причерноморье в 1787. В этой поездке ее сопровождали европейские дипломаты, а также австрийский император Иосиф II (инкогнито), которые с самого начала весьма скептически смотрели на проект освоения Крыма. Как отмечает академик А.М. Панченко, еще за несколько месяцев до поездки стали распространяться слухи о неоправданной затратности «новороссийского прожекта» Екатерины, о чудовищном по масштабам казнокрадстве Г.А. Потемкина, о том, что императрицу в Крыму ожидает «лицезрение размалеванных декораций» и т. д. [Панченко 1999: 464].
Что же на деле увидели Екатерина и ее «гости»? Посреди пустой степи возник целый ряд городов, включая Севастополь – в будущем город русской воинской славы, а главное, был создан не бутафорский, но прекрасно оснащенный военный флот. Кроме того, как отмечает выдающийся русский историк В.О. Ключевский, «южнорусские степи, исконный приют хищных кочевников, вошли в русский народнохозяйственный оборот» [Ключевский 1989: 56]. Примечательно, что профессор Ключевский даже не упоминает о «потемкинских деревнях», видимо, не считая это достойным внимания. Что же касается «декораций», о которых писали в своих дневниках и мемуарах очевидцы, то Г.А. Потемкин никогда и не скрывал факта их использования – для того, чтобы преподнести государыне и ее свите великолепное зрелище. Задуманная им «феерия имела чисто развлекательные цели», – утверждает А.М. Панченко со ссылкой на описания иностранных наблюдателей. И, разумеется, на это «ушла уйма казенных денег, которым нужно и должно было найти лучшее, полезное стране применение» [Панченко 1999: 467]. Однако эти затраты, как и сами пышные зрелища, несомненно, были согласованы с Екатериной, которая предприняла это путешествие, прежде всего, чтобы произвести на иностранцев нужное впечатление. И эта цель была достигнута в полной мере. Скепсис «гостей» был скорее маской, за которой «скрывался страх, что Россия сумеет осуществить свои грандиозные планы» [Панченко 1999: 474]. Как следствие, и распространялся миф о «потемкинских деревнях» с целью диффамации России.
В результате Г.А. Потемкин, достойнейший сын России – патриот, боевой офицер, строитель Новороссии и создатель Черноморского флота, – был опорочен, в том числе в глазах соотечественников. Хочу подчеркнуть, что именно благодаря мифу о «потемкинских деревнях» и, главное, возникшему на его основе фразеологизму князь вошел в историю (на уровне обыденного сознания) не как государственный деятель, а как один из фаворитов Екатерины II, проходимец и казнокрад. А само имя Потемкин, несомненно, прецедентное, стало символом очковтирательства.
Если попытаться смоделировать семантику ФЕ потемкинские деревни, то следует, прежде всего, отметить, что в исходном фрейме, который отражал реальное положение вещей, при фразеологизации содержание принципиально важных слотов было подменяется мифологемами. Так, «строительство городов и флота» заменяется на «возведение бутафорских фасадов», при этом периферийный слот исходного фрейма «театральные декорации, бутафория» выдвигается на передний план и становится фокусом фразеологической номинации. Сопутствующий этому слоту признак «развлекательные цели, желание произвести сильное впечатление» заменяется на «сокрытие растраты казенных средств и неблагополучного положения в целом».
Впоследствии значение фразеологизма принимает более обобщенный характер, особенно в европейских языках. Так, его англоязычный вариант Potemkin villages используется для обозначения любых действий для сокрытия какого-либо неблагополучия (an impressive facade or show designed to hide an undesirable fact or condition [Мerriam-Webster]) или, более того, передает идею подлога. К примеру, недавно созданные лыжные базы на курортах с дорогими отелями, ресторанами и магазинами называются Potemkin Villages. В данном фразоупотреблении основополагающий фрейм интерпретируется как «спорт – прикрытие коммерческой деятельности». В английском языке эта идиома стала столь популярной, что на ее основе возникли новые единицы – в результате ее частого обыгрывания в окказиональных конфигурациях, например: Potemkin Court (синоним ФЕ kangaroo court). Более того, левый компонент – антропоним часто употребляется самостоятельно для создания новообразований со значением «обман, фикция»: Potemkin City, Potemkinville, Potemkin Fleet, Potemkin presidency, Potemkin advance team и т.п.
Следует отметить, что за почти 250 лет функционирования фразеологизма Potemkin villages его внутренняя форма значительно стерлась, и его современное обобщенное прочтение достаточно далеко отошло от первичного денотата, в результате чего выразительно-изобразительные качества данной единицы несколько снизились. Однако прагматический потенциал ФЕ, особенно с прецедентным именем, никогда не утрачивается полностью. Воссоздание живой ассоциативной связи с исходной ситуацией, породившей фразеологизм, способно восстановить и даже усилить его эмоциональный заряд и прагматическую эффективность. Так, в настоящее время зарубежные СМИ все чаще используют выражение Potemkin villages в его первоначальном значении, максимально приближенном к мифу конца 18-го в., и, очевидно, как и тогда, для «разоблачения» истинного положения в России. Поводом для нападок на нашу страну недавно стала Олимпиада в Сочи, причем задолго до ее начала. Обращает на себя внимание удивительное однообразие и даже схематичность публикаций независимо от локализации и статуса издания. Вот лишь некоторые из заголовков: Guest post: Putin and the Sochi Potemkin village (Financial Times, 07.01.2014), For media in Sochi, it's more Potemkin village than Olympic village (Los Angeles Times, 06.02.2014), Get Ready for an Olympics Filled With Potemkin Village Metaphors (Foreign Policy, 06.02.2014), Welcome to Sochi, Putin’s Potemkin Village (Breakingviews (Reuters), 07.02.2014), Putin’s Potemkin village (Winnipeg Free Press), Sochi Olympic Games are Russia's newest Potemkin village (Los Angeles Times, 11.02.2014).
Даже поверхностный анализ англоязычных статей на тему сочинской олимпиады выявляет поразительное сходство концептуальной структуры, стоящей за текстами этих публикаций, что косвенно указывает на их заказной характер. Так, все публикации приводят подробнейшее описание легендарного путешествия Екатерины Великой в Крым с акцентом на самые «скандальные» подробности. Это делается, очевидно, не из желания информировать читателя об историческом контексте, в котором возникло выражение Potemkin villages, а скорее для того, чтобы провести отчетливую параллель между сегодняшними «разоблачениями» и событиями 250-летней давности. Более того, в некоторых статьях эксплицитно выражена мысль о том, что это чисто по-русски («It seems so Russian» [Morrison]) – скрывать за фальшивым величием упадок, нищету, воровство и т. п. Далее, в каждой статье обязательно указывается сумма издержек ($ 50 bn, the most expensive Olympics in history) и следует перечисление «нестроений», будто бы обнаруженных журналистами в Сочи. Причем многие элементы представленного описания непосредственно активизируют исходный фрейм, например, упоминание «картонных» перегородок, в которых можно легко проделать отверстие рукой, или дверей, которые снимаются с петель движением плеча [Morrison]), вызывает в сознании образ разукрашенных фасадов и прочей бутафории, использованных Потемкиным, якобы для того, чтобы скрыть факт растраты миллионов казенных денег. Во многих статьях эксплицитно проводится аналогия между наместником Новороссии Потемкиным и президентом Путиным, о чем свидетельствуют заголовки типа «Putin’s Potemkin Village» или «Putin and the Sochi Potemkin village», а также многочисленные элементы контекста: «a show case for Russia and the Putin regime», «While Putin may appear to be basking in the limelight, …whatever we see at Sochi might all turn out to be more of a “Potemkin” or “Putin” village» [Ash]. При этом, хочу подчеркнуть, не критикуется власть или политический курс России, но формируется негативный образ нашей страны в целом, дискредитируется весь русский народ. Показательным в этом смысле является заголовок статьи «Get Ready for an Olympics Filled With Potemkin Village Metaphors» (Foreign Policy, 06.02.2014), который отражает уже ставшее традиционным в западной цивилизации представление о России как о стране разукрашенных парадных фасадов («an old notion of Russia in the Western imagination: a land filled with Potemkin villages» [Groll]).
Так или иначе, в конце каждой из исследованных статей неизменно делается вывод: Россия – слабая страна, с которой можно не считаться: «This is the superpower we’ve been brought up to fear and arm ourselves against. And they can’t even hang a door properly» [Morrison], «Sochi became a global window on Russian inefficiency, <…> the Games, designed to project Russia’s power, will instead remind the world of its inherent fragility» [Brian?on]. Заметим, что, когда эти статьи вышли в свет, до начала олимпиады оставалось еще несколько дней, но авторы заранее решили, что Россию ждет провал – просто потому, что это Россия. Соответственно, у нашей страны, как единодушно считают авторы, также нет и будущего – все российские планы описываются в таких терминах, как «ephemeral» [Horsey], «virtual utopia» [Greene], «fable», «feint behind the fa?ade» [Morrison] – иными словами, как те же «потемкинские деревни».
Интересно, что практически ежедневные публикации подобного рода в течение месяцев, предшествующих сочинской олимпиаде, сформировали такой устойчивый штамп в массовом сознании, что отпала необходимость в употреблении самого фразеологизма Potemkin village в тексте статьи, хотя его значение виртуально присутствует в смысловой структуре статьи и реализуется с опорой на определенные элементы контекста. Так, в очерке «When Catherine the Great Invaded the Crimea and Put the Rest of the World on Edge» [Harris], который на первый взгляд претендует на глубокий анализ российской истории, а на деле составлен по тому же шаблону и, несомненно, преследует те же цели, что и рассмотренные выше публикации, ФЕ Potemkin village непосредственно не используется, но, тем не менее, служит смысловой доминантой статьи и получает объективацию в тексте посредством иных лексических средств: «showcasing», «capture the world’s imagination», «attempt to impress the West», «forge an enlightened image» и др.
Упорно отказывая России в праве быть среди развитых, цивилизованных держав, западные журналисты всегда пытаются сослаться на исторические параллели, например: «compare Putin’s actions to Soviet or Czarist style» или «from Catherine’s reign through the Soviet Union to the present day» [Harris]. И здесь действительно прослеживается аналогия – грандиозный «греческий прожект» Екатерины Великой и Г.А. Потемкина, который вызывал лишь улыбку у некоторых соотечественников, по-настоящему напугал иноземных «гостей». И этот страх был ловко спрятан за фасадом мифа о «потемкинских деревнях». При этом, отмечает академик Панченко, сразу после путешествия «все иностранные наблюдатели пишут о неизбежной и близкой войне России с Турцией <…> и буквально толкают Турцию на открытый конфликт. Коль скоро в Новороссии и Тавриде <…> есть только «потемкинские деревни», – значит, победа Турции возможна, значит, Крым снова будет ей принадлежать» [Панченко 1999: 475]. Если продолжить эту аналогию, какую войну пророчат нам сочинские «потемкинские деревни»?
Заслуживает внимания тот факт, что сразу после Олимпийских игр начинается эскалация ситуации вокруг Украины и Крыма, и тема иллюзорности российской мощи плавно перетекает в другой миф, который был создан в ту же эпоху, что и «потемкинские деревни», и, возможно, даже в тот же период – фр. Grattez le Russe et vous trouverez le Tartare/ англ. Scratch the Russian and you will find the Tartar/ русск. Поскреби русского и найдешь татарина. Это крылатое выражение приписывается разным именитым европейцам конца 18-го века, начиная с принца де Линя, который, кстати, тоже сопровождал Екатерину во время ее путешествия в Крым, и Жозефа де Местра, посланника Сардинии в России (1803—1817), до Наполеона. Формально этот фразеологизм возник как аллюзия на цитату из книги маркиза де Кюстина «La Russie en 1839» (Россия в 1839), которая по сей день именуется «библией русофобов»:
«Нравы русских жестоки, несмотря на все претензии этих полудикарей, и еще долго будут таковыми оставаться. Ведь немногим больше ста лет тому назад они были настоящими татарами. И под внешним лоском европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизаций сохранило медвежью шкуру – они лишь надели ее мехом внутрь. Но достаточно их чуть-чуть поскрести – и вы увидите, как шерсть вылезает наружу и топорщится».
Однако можно не сомневаться, что маркиз де Кюстин лишь обыграл в своей книге уже существовавшее выражение. Например, 2 января 1823 года его записал в своем дневнике Джеймс Галлатин, секретарь посланника США во Франции. Зафиксированы и еще более ранние употребления фразы Grattez le Russe…, причем в двух узуальных вариантах – et vous trouverez le Tartare и et vous trouverez le cosaque (козак). Последний, возможно, возник в связи с пребыванием казачьих полков русской армии во Франции в 1813–1814 гг. Но скорее всего ни один из этих компонентов (Tartare или cosaque) никогда не был обозначением собственно этноса, но употреблялся исключительно в культурно-цивилизационном смысле.
Надо заметить, что в Западной Европе собирательный образ казака и особенно татарина являлся (и, вероятно, до сих пор является) олицетворением «варварской России». Например, современный культурологический словарь английского языка издательства «Лонгман» дает такое определение слова Tartar: a fierce person with a violent temper (from the Tartars of the USSR, because of their fierce fighters, especially in the 14th and 15th centuries) [Longman]. Данная дефиниция довольно точно отражает сложившееся у европейцев представление о (российских) татарах как о свирепых и чрезвычайно опасных азиатах-дикарях. По мнению многих культурологов в этом проявляется безотчетный страх европейцев перед Азией. Не случайно и французское, и английское написание слова Tartare/ Tartar содержит «лишнюю» букву R и фактически совпадает с именем древнего божества ????????/ Tartaroz, олицетворявшего в древнегреческой и римской мифологии ад. Само слово «тартар» имеет восточное происхождение, но оно было известно уже Гомеру (Гомер «Илиада», VIII, 13 след.). В «Теогонии» Гесиода Тартар упоминается в числе четырех первопотенций – наряду с Хаосом, Геей и Эросом. Страдания грешников в Тартаре, изображенные в «Энеиде», вдохновили Данте на создание своей версии ада. Таким образом, данное наименование, оказавшее глубокое влияние на развитие европейской культуры, безусловно, является прецедентным. Свидетельством того, что это слово было сознательно использовано в 13 в. вместо тюркского корня Tatar для обозначения монгольских воинов, вторгшихся в Европу, может служить каламбур в англоязычной версии письма Людовика Святого, 1270: «In the present danger of the Tartars either we shall push them back into the Tartarus whence they are come, or they will bring us all into heaven» [Etymonline] (курсив наш – Е.Р.).
Так или иначе, выражение Grattez le Russe et vous trouverez le Tartare, как и его кальки Scratch the Russian and you will find the Tartar и Поскреби русского, найдешь татарина, вошло в повседневный оборот. При этом оно никогда не употреблялось в смысле «расовой нечистоты» русской нации (такое толкование появилось недавно), но сразу приобрело обобщенное фразеологическое значение «Под тонкой оболочкой напускной культуры скрывается дикарь (грубый, отсталый, нецивилизованный человек)». Интересно, что в немецкой фразеологии этот смысл передается почти буквально – посредством устойчивого оборота Schau einem zivilisierten Mensch unter die Haut, und du findest einen Barbaren. Как бы то ни было, несмотря на семантическую трансформацию исходного выражения, в массовом сознании закрепился негативный стереотип, отражающий предвзятое отношение европейцев к русским, их страх перед Россией. И каждый раз, когда этот стереотип становился особенно востребованным, фразеологизм вновь обретал свое первоначальное значение. Как справедливо указывает германский историк Петер Ян, «в информационной войне против России была одна, только ей присущая особенность: борьба против русских представлялась сражением против азиатского варварства. Победа Германии должна была ознаменовать собой победу европейской цивилизации» [Ян].
Здесь следует отметить, что русские писатели, которых нередко упрекают в распространении этого оборота в России, с самого начала указывали на его шовинистский, русофобский характер. К примеру, Ф.М. Достоевский с возмущением писал в «Дневнике писателя»: «Не хотели европейцы нас почесть за своих ни за что, ни за какие жертвы и ни в коем случае: Grattez, дескать, le russe et vous verrez le tartare и так доселе. Мы у них в пословицу вошли» (1877).
За два столетия своего функционирования фразеологизм так часто подвергался окказиональным преобразованиям, что на его основе фактически возникла продуктивная структурно-семантическая модель с общим смыслом «под маской/ личиной чего- или кого-либо скрывается что-то другое/ кто-то иной», которая активно используется в различных языках, особенно в политической риторике:
Scratch a liberal and you’ll find a bigoted chauvinist;
Scratch a pessimist and you find a defender of privilege (William Beveridge);
Поскрести иного коммуниста — и найдешь великорусского шовиниста (высказывание В.И. Ленина на VIII съезде РКП(б) 19 марта 1919).
Одно из самых ранних фразоупотреблений такого рода можно наблюдать в романе «Подросток» Ф.М. Достоевского: «Не про истинных прогрессистов я говорю, милейший Аркадий Макарович, а про тот лишь сброд, оказавшийся бесчисленным, про который сказано: “Grattez le Russe et vous verrez le tartare.” И поверьте, что истинных либералов… у нас вовсе не так много» (1875).
Намек на то, что под личиной либерала может скрываться кто угодно, в том числе всякий «сброд», можно уловить и в известном высказывании В.В. Путина, которое в свое время критиковали и «либералы», и «патриоты». В частности, на вопрос немецкого журналиста, «является ли господин Путин демократом чистой воды», российский президент уклончиво ответил: «Что такое “чистой воды”, “чистой крови”, что такое в современном мире быть чистым немцем без всякой примеси или чистым русским без всякой примеси? У нас говорят: каждого русского, если потереть как следует, там татарин появится» (пресс-конференция после саммита Россия – ЕС 18 мая 2007 г.). Многие истолковали эту цитату более буквально, т.е. в плане «нечистоты крови» русского народа. Но такого смысла не вкладывал в выражение Grattez le Russe et vous verrez le tartare даже русофоб Астольф де Кюстин. К сожалению, как показывает обзор современных материалов СМИ, в последнее время все чаще оказывается востребованным именно такое, вульгарное, прочтение данного оборота. Чтобы убедиться в этом, достаточно зайти на любой форум украинских националистов.
Однако вместе с тем современная антироссийская риторика включает и более тонкую игру. Так, украинский культуролог Лесь Герасимчук, рассуждая о том, стоит ли Украине ориентироваться на Таможенный союз или же стремиться в Евросоюз, утверждает, что это, по сути, выбор цивилизации [Герасимчук]. И в качестве аргумента в пользу европейского выбора он приводит пространную цитату из письма столетней давности А. Розенберга в редакцию газеты Нью-Йорк Таймс, которое заканчивается такими словами: «Scratch a Russian and you find the old savage Tartar – cunning, malignant, dishonest, inconstant and savage. To cite Russia as the harbinger or exploiter of civilization is as picturesque as his Satanic Majesty quoting Scripture». Иными словами, к России вообще неприменимо понятие «цивилизация» – вот вывод, который вытекает из аргументации сторонника евроинтеграции.
Примечательно, что выражение Scratch a Russian and you find а Tartar в его откровенно антирусском смысле настолько примелькалось в западных СМИ, что, подобно ФЕ Potemkin villages, легко активизируется в сознании читателя, даже если оно не употребляется непосредственно в тексте статьи. Так, в одном из отзывов на вышеупомянутую статью «When Catherine the Great Invaded the Crimea and Put the Rest of the World on Edge» [Harris] говорится следующее: «Is this the start of a “Russia Has Always Been Like This” campaign? Is this to start up that old saw about scratch a Russian and you get a Mongol?». Тот факт, что читатель самостоятельно распознает этот оборот в смысловой структуре статьи, говорит о том, насколько глубоко укоренился данный штамп в западном информационном пространстве.
Подводя итоги, следует сказать, что сила воздействия и живучесть подобных клише обусловлены, прежде всего, особенностями фразеологической семантики – информационной ёмкостью и экспрессивностью ФЕ, их способностью вызывать эмоциональный отклик. Ложь можно опровергнуть, подробности даже самых скандальных разоблачений скоро забываются, но эмоциональное переживание тех или иных событий глубоко откладывается в душе человека и подспудно оказывает влияние на формирование его взглядов. Это и делает фразеологизм столь действенным оружием информационной войны. Кроме того, если для этой цели используется фразеологизм, который отражает некий исторический или культурный миф, то народ, являющийся объектом информационной войны, может принять его как продукт собственной лингвокультуры, как это произошло с ФЕ потемкинские деревни и поскреби русского, найдешь татарина.
Литература
Использованный иллюстративный материал СМИ
1. Ян Петер. Водка, Путин и донские казаки. Клише «России» и «русских» в немецком информационном пространстве. Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.odnako.org/blogs/vodka-putin-i-donskie-kazaki-nemeckiy-politolog-rasskazal-o-rossiyskom-imidzhe-v-germanii/
2. Герасимчук Лесь. Потойбіччя. Электронный ресурс. Режим доступа: http://dialogs.org.ua/ru/dialog/page148-2299.html
3. Ash Timothy. Guest post: Putin and the Sochi Potemkin village. – Financial Times, 07.01.2014. Electronic resource. Mode of access: http://blogs.ft.com/beyond-brics/2014/01/07/guest-post-putin-and-the-sochi-potemkin-village/#ixzz2wOSx8d8V
4. Brian?on Pierre. Welcome to Sochi, Putin’s Potemkin Village. Breakingviews (Reuters), 07.02.2014. Electronic resource. Mode of access: http://www.breakingviews.com/welcome-to-sochi-putin%E2%80%99s-potemkin village/21130887.article
5. Greene David. Putin's Potemkin village. Winnipeg Free Press. Electronic resource. Mode of access: http://www.winnipegfreepress.com/opinion/analysis/putins-potemkin-village-243281301.html
6. Groll Elias. Get Ready for an Olympics Filled With Potemkin Village Metaphors. Foreign Policy, 06.02/2014. Electronic resource. Mode of access: http://blog.foreignpolicy.com/posts/2014/02/06/get_ready_for_an_olympics_filled_with_potemkin_village_metaphors
7. Harris Carolyn. When Catherine the Great Invaded the Crimea and Put the Rest of the World on Edge. Smithsonian magazine, 04.03.2014. Electronic resource. Mode of access: http://www.smithsonianmag.com/history/when-catherine-great-invaded-crimea-and-put-rest-world-edge-180949969/#XyiKKa615A5sPYsS.99
8. Horsey David. Sochi Olympic Games are Russia's newest Potemkin village. Los Angeles Times, 11.02. 2014. Electronic resource. Mode of access: http://www.latimes.com/opinion/topoftheticket/la-na-tt-potemkin-village20140211,0,79 70143.story#ixzz2vZKE1khk
9. Morrison Patt. For media in Sochi, it's more Potemkin village than Olympic village. Los Angeles Times, 06.02.2014. Electronic resource. Mode of access: http://www.latimes.com/opinion/opinion-la/la-ol-sochi-olympics-bad-accommodations-media-20140206,0,5013735.story#ixzz2wONp9bIe
