Федоров И.А., Ежов С.Ю.
О ПРИРОДЕ КВАЗИКОММУНИКАЦИЙ
г.Тамбов, Россия
malero1014@mail.ru
ezhovgaga@mail.ru
Наш социальный мир всегда содержал множество возможностей для фальсификации духовной коммуникации; он генерирует огромное число формальных ее подобий, по-своему мощных и привлекательных. Уже поэтому такие квазикоммунникации, внешне похожие на коммуникации духовные, подчиняются совершенно другим социальным и психологическим законам.
Отметим поэтому еще раз принципиальные сходства и отличия этих духовных феноменов, хотя изначально совершенно очевидно, что общих точек таких феноменов немного. Они, например, возникают из логики социума; но квазикоммуникация продолжает такую логику социума, используя просто необычные средства, собственно же духовная коммуникация такую логику на высоких стадиях либо полностью преодолевает, либо ставит под сомнение. Еще одним моментом сходства является принадлежность обоих феноменов к миру духовной жизни; понятия духовной жизни общества и духовности принципиально не совпадают, первое вовсе не обязательно несет в себе какой-то «положительный» оттенок. Духовная жизнь описывает всю сферу человеческого духа, в том числе и закономерность воспроизводства ценностей духовных стереотипов, которые заведомо осуждаются нравственностью.
Такая общность происхождения коммуникации и квазикоммуникации ведет, чаще всего, к постоянной «социальной мимикрии», апелляции всех сценариев квазикоммуникаций к абстрактным высоким духовным ценностям, - например, патриотизму, образу родины, с «педалированием» именно нужных аспектов, что так явственно дано в современной рекламе. Эта ориентация принципиальна, поскольку попытки достичь состояния аптайма другими методами менее эффективны, - скажем, вряд ли будет иметь успех у населения или конкретной фокусной аудитории апелляция к духу предпринимательства как фактору величия России. Предприниматели слишком много знают о теме разговора, а те, кто ими не являются, вряд ли дойдут до состояния аптайма по поводу провозглашенного тезиса.
Связь коммуникации и квазикоммуникации гораздо глубже, чем может показаться. Дело даже не в том, что обе эти морфемы даны в общении. Постоянная фальсификация духовных ценностей через описанные выше механизмы прагматического «якорения», аптайма как временного и нестабильного состояния массовой аудитории, имеет два необычных аспекта.
Во-первых, такая фальсификация духовной коммуникации, как и конкретные механизмы «якорения», быстро приедается, надоедает. Именно поэтому приходится изучать оригинал, диалектику человеческой коммуникативной духовности, чтобы произвести «новодел», современную подделку веками апробированной духовности. Во-вторых, вряд ли стоит игнорировать и старую особенность человеческого любопытства, которая в данном случае может быть сведена к формуле «Мне становится любопытно, как устроена вещь, которую постоянно подделывают».
В этом смысле, отношение коммуникации и квазикоммуникации не симметрично.
Духовная коммуникация, разумеется, отрицает мнимодушевность квазикоммуникации, но последняя вовсе не абсолютно отрицает собственно духовную коммуникацию. В остальном же, по представлениям автора, они очевидно ортогональны, причем вероятность индивидуальных и массовых квазикоммуникаций примерно равна.
Выделим еще раз принципиальные характеристики любых квазикоммуникаций:
- они, как уже отмечалось, имеют общие стартовые фазы, собственно общее социальное происхождение с духовной коммуникацией;
- квазикоммуникации обрывают стартовые фазы коммуницирования прагматически ориентированным «якорением». Иными словами, они пробуют использовать утвердившиеся в ходе антропогенеза высокие духовные ценности как средства достижения эгоистических целей конкретного лица, группы лиц, той или иной общественной организации или партии;
- квазикоммуникация всегда заканчивается социальными символами, которые и выражают суть «якорения», она показывает фантом цели, искусно, или грубовато, скрывая его прагматическую ориентацию;
- такая квазикоммуникация принципиально несимметрична. Она основана на том, что ее субъекты должны довести партнера до состояния аптайма, но ни в коем случае они не должны входить в такое состояние сами;
- квазикоммуникации не всегда выражают логику государственности, и уж тем более не всегда они принимают собственно идеологический оттенок. Своеобразной методологической рамкой для них является социальное поведение, признание естественным именно оперантного поведения, поведения как бы «в погоне» за стимулом богатства, семейного благополучия, славы, внутригруппового лидерства. Таким образом, квазикоммуникация, данная в десятках форм, навязывает особое состояние тяги к долговременным ценностям, где даже образ сфальсифицированной сверхзадачи, - например, реклама экстремальных видов спорта, - не отрицает, а подразумевает социально выверенный стиль поведения;
- довольно парадоксальным видом «подделок духовных коммуникаций» являются оппозиционно-политические квазикоммуникации, которые не раз апробованы в ходе «оранжевых» и иных «революций». По форме они вынуждены включать в себя мотив разрушения, едва ли не бунта, что почти невозможно без оттенка негативной сверхзадачи; но и при этом очень активно такие оттенки блокируются «якорением» образов стандартного благополучия, сытости, трудоустройства. Видимо, парадоксальность нашего времени выражается и в том, что очевидное, казалось бы, противоречие между первым и вторым практически никем не замечается.
Соотношение индивидуальных и массовых коммуникаций в последнее десятилетие явно меняется еще более в пользу методов омассовления, апеллирования к нехитрым, но весьма действенным механизмам политического «импринтинга», поведенческого подражания, клиширования уже не символов, а симулякров целых классов вещей, приобретающих оттенок собственно духовных ценностей («счастье – это просто», апеллирование к духовной ценности при рекламе утилитарного товара.).
Традиционные высокие духовные ценности, простые образы товаров, картинки национальной истории, символы и симулякры поведенческих сценариев в сериалах и «мыльных операх», - все это самым причудливым образом смешивается в современных квазикоммуникациях, порождая сотни новых морфем, которые по-своему точно отражают состояние нашего общественного сознания.
Таким образом, мир псевдокоммуникаций не является чем-то вторичным по отношению к коммуникациям собственно духовным, в этом смысле они не просто подделка, но такая систематически воспроизводимая подделка, которая образует свой причудливый и очень сложный мир, где вопрос о природе оригинала забывается все более прочно.
Любопытен и вопрос о мотивации индивидуального и группового вхождения в квазикоммуникацию. Назовем лишь наиболее яркие и очевидные аспекты формирования такой мотивации:
- апробированная в ходе антропогенеза и закрепленная в народной традиции мотивация социального поведения вообще;
- «механизм идеологического втягивания», неистребимое желание огромного числа людей получать готовые идеологические объяснения как жизни человека и общества вообще, так и конкретных феноменов его жизни в готовом виде, не задумываясь, но при условии, что привнесенные извне идеологические клише позволяют человеку ощущать себя существом благородным, умным и уважаемым, в том числе, как ни парадоксально, уважаемым самим собой, что суть основа квазикоммуникации;
- боязнь нового, малый опыт духовных коммуникаций (или просто отсутствие его) провоцирует альтернативу коммуницированию, неистовое желание «просто жить», и объяснять эту «просто жизнь» наиболее простыми моделями. Иными словами, мещанами нельзя стать насильно, ими становятся только те, кто, в глубине души, боится любых других сценариев;
- мотивация почувствовать свою силу в толпе, избавиться от рефлексии, имея при этом все шансы быть приобщенным к престижному массовому зрелищу, мероприятию, встрече;
- наконец, это простая боязнь одиночества, которое виртуально содержит в себе возможность скептической переоценки итогов прожитой жизни, что, учитывая объем затраченных усилий, чаще всего вызывает откровенный страх, который проще сфальсифицировать псевдокоммуникацией.
Не исключено, впрочем, что у многих людей есть и не осознаваемый ими страх высоких стадий духовной коммуникации, боязнь чувствования упоминавшегося выше «антропного принципа» нарушения гомеостазности разума и мира. Если это верно (а некоторые аспекты анализа сложных сновидений, например, позволяют выдвинуть такую идею), то поразительная готовность к участию в квазикоммуникациях объясняется еще и нежеланием быть собой.
Социологическое изучение феноменов квазикоммуникаций вынужденно постоянно учитывать огромную роль эмоций в их движении и структуре. Эмоции есть способ формирования, хранения, передачи и организации самой готовности к квазикоммуникации.
Напомним, что в современном гуманитарном знании сохраняются несколько точек зрения на природу эмоций. Согласно одной из них (У. Джемс, Д. Дьюи, Ч. Пирс) эмоции есть просто ответ психики на физиологическое состояние («мне стыдно, потому, что покраснели щеки, но не наоборот»), согласно другой - реакция психики на сложность приспособления к ситуации, что описывается известной формулой русского психолога П. Симонова[1]: Э= н ( а — в), где:
Э - эмоция, н - мощность потребности в чем-либо, а - субъективные представления о том, что надо для приспособления к ситуации, в - субъективные же представления о своих возможностях, необходимых для приспособления.
Иными словами, в бытии эмоций выдерживаются следующие, как минимум, зависимости:
- эмоции нет, если нет потребности; она отрицательна (подавленность, испуг, уныние), если «а» больше «в», и положительна в обратном случае;
- эмоции превращаются в сильные (страсти), если «а» стремится к бесконечности, а «в» - к нулю, и др.
Думается, что важнейшим аспектом квазикоммуникации является неявно «встроенная» в нее зависимость: она всегда обещает участникам упомянутое превосходство «в» над «а» и, следовательно, почти безразлична к реальной ситуации за пределами квазикоммуникационного пространства, в этом смысле, она является как бы новым типом универсального наркотика.
Приведенные выше зависимости формирования и трансляции простых эмоций практически не применимы к духовным коммуникациям. Начиная с фазы «поиска » надежда на превалирование элемента «в» над «а», или, попросту говоря, надежда на успешное приспособление к ситуации, перестает играть определяющую роль. Сама ситуация духовного коммуницирования настолько сложна и непривычна, что обычный механизм простых эмоций дает, чаще всего, явный сбой. В самом деле, какие именно простые эмоции, «положительные» или «отрицательные» должно провоцировать, например, упоминавшееся смещение обычного чувствования пространства и времени при духовном коммуницировании?
Обычно считается, что прямой альтернативой простым эмоциям являются страсти, где обычные зависимости, данные в формуле П. Симонова, не выдерживаются. Вряд ли, однако, страстность должна быть выделена, как атрибут духовной коммуникации; во всяком случае, классические описания страстей, или сильных аффективных состояний (любви, ненависти, тоски и др.), здесь явно не годятся.
Поэтому авторы не видит иного выхода, кроме предположения о том, что духовная коммуникация является еще и генератором нового типа эмоций, где обычный механизм ситуационной адаптации успешно блокируется.
Иными словами, эмоциональное состояние человека в духовной коммуникации столь же социально девиативно, как и сама духовная коммуникация. Небольшой и весьма противоречивый опыт прямого невключенного наблюдения за ходом духовных коммуникаций, который есть у авторов, позволяет сделать лишь некоторые неимперативные утверждения об особенностях таких эмоциональных состояний:
-практически всегда такие состояния имеют финишный обрыв логики, когда боязнь происходящего становится выше, мощнее любого другого мотива;
- они запоминаются лишь на уровне нескольких символов; попытки, по просьбе автора, воспроизвести движение, развитие таких состояний вербально, всегда заканчиваются неудачей и раздражением респондентов;
- одним из немногих инвариантов таких попыток является апеллирование к терминам, прямо связанным с творчеством, например «я радовалась, что было много нового», «я любила происходящее», «мне было хорошо и тревожно», «я чувствовал, что, в это время, не могу жить без этого человека»;
- в этих эмоциональных состояниях настоящее и, отчасти, будущее, явно господствуют над прошлым;
- наиболее вероятным итогом описываемых эмоциональных состояний является, как понял автор из ответов респондентов, чувствование с тремя базовыми дескрипторами: «хорошо», «интересно и необычно», «тревожно». Сочетание удовольствия и тревожности является, очевидно, еще одним атрибутом духовной коммуникации.
Впрочем, для квазикоммуникаций такие эмоциональные состояния невозможны; не приходится спорить с известным интракционистским тезисом о парадоксальных (массовидных) эмоциях, основанных на психическом заражении, являющихся классическим признаком квазикоммуникации.
Квазикоммуникация легко совместима с диалектикой собственно идеологического воздействия. Сам термин идеологии был введен еще в 1801 г. французским философом Д. де Траси в работе «Элементы идеологии». Общая же теория идеологии основана на последних работах К. Маркса и Ф. Энгельса, трактовавших ее как систему искусственно созданных норм, идей и концепций, функционально ориентированных на закрепление или разрушение господствующих общественных отношений[2].
Они создают нормативный ряд ценностей духовной культуры, выгодный конкретным социальным слоям и выражающим их интересы политическим движениям, агрессивно навязываемый всем остальным элементам духовной жизни через метасистему квазикоммуникаций. Общая структура идеологического воздействия, как базового механизма квазикоммуникаций подразумевает, таким образом, передачу «сигнала» от высших идеологических органов (служб партий и движений, специализированных центров, имиджмейкеров) к средствам массовой информации, где общие концепции превращаются в программы ТВ, книги, листовки и т.д. Позже все это транслируется, в том числе через мощную группу пропагандистов, в колоссальную по масштабам подсистему жизни общества, включающую верования, слухи, ценности населения, общественную психологию. Эффективность воздействия оценивается социологическими и спецслужбами.
Идеология и социальная психология, находясь в сложном взаимодействии, являются наиболее глобальными подсистемами воспроизводства самой мотивации к квазикоммуницированию.
В сущности, приведенная схема показывает, что структура идеологического воздействия и складывается как обобщение критической массы опыта квазикоммуникаций между людьми. И собственно диадная квазикоммуникация, и акт идеологического воздействия объединены одной, обычно скрываемой от реципиентов, характеристикой - апелляцией к яркой потребности большинства людей к самообману. Они дают почти готовые и комплиментарные для воспринимающего «объясняющие клише» и поведенческие рекомендации; они позволяют объяснять, не думая, что провоцирует интуитивную благодарность и, изредка, быстро проходящее чувство неловкости.
Разумеется, несложно обмануть того, кто сам готов к этому; другое дело, что существует, по представлениям автора, далее не сжимаемое чувствование собственного экзистенциального «Я», которое является естественным пределом даже самых продуманных и мнимодушевных квазикоммуникаций. Думается, что именно поэтому методики транслирования мнимодушевности столь бурно совершенствуются в последнее время, ориентируясь на все более интимные основы человеческой души.
Одним из наиболее специфичных проявлений квазикоммуникаций является так называемый стиль жизни. Эта проблема разрабатывается в социологии с 1980-х гг., особенно в польской социологии (школа Е. Вятра) [3]. Довольно условно выделяются несколько стилей жизни, различающихся по базовым мировоззренческим ценностям: прагматический (высшие ценности материальные), гедонистический (удовольствие), ригористический (соблюдение постоянных «принципов жизни»), экзистенциальный (стремление к избавлению от тревоги), дионисийский (радость, слава, уважение), альтруистический (феномен передачи «тревоги другому») и т. д.
Взаимосвязь коммуникаций и квазикоммуникаций со стилем жизни человека чрезвычайно сложна и противоречива. Если принимать главным социологическим индикатором стиля жизни именно тип ценностей, из-за которых он готов реально действовать, а не просто рассуждать или идеализировать упоминавшуюся «звезду надежды», то легко проследить следующую зависимость: духовное коммуницирование связано с ними отношениями диалектического отрицания. Иными словами, независимо от стартового стиля жизни, человек обретает в духовной коммуникации новые, необычные для него знания, способности, символы, образы и гештальты.
Дело, видимо, в том, что сами стили жизни являются выражением привычных для индивида способов социализации, его умения жить таким образом, чтобы «прикосновения к экзистенциалу» были наименее вероятны. Уже поэтому стиль жизни действительно является прямым продолжением базового комплекса личности и одним из факторов формирования типа такой личности, о чем речь пойдет ниже.
Квазикоммуникации же прямо апеллируют к стилю жизни, что проявляется в десятках форм, - например, в ориентации многих шоу именно на людей с похожими стилями жизни («для домохозяек», «для трудоголиков–предпринимателей», «для политически принципиальных людей» и др.).
Подчеркнем, что стили жизни гораздо пластичнее, чем типы личности; вполне представима, например, яркая личность, у которой сформировался явно тревожащий ее саму стиль жизни.
Именно поэтому одним из наиболее трудных для авторов вопросов о конкретике квазикоммуникаций между людьми всегда был вопрос о специфике мотивов квазикоммуникаций для различных типов личности; и, несомненно, особым направлением теории квазикоммуникации должно стать направление, пограничное с психодиагностикой, выясняющее специфику квазикоммуницирования в зависимости от типа личности.
Для авторов базовым критерием, отделяющим типы личности, является личностный комплекс, показывающий упоминавшееся «восхождение» или «нисхождение» по отношению к экзистенциалу, выработку привычных навыков блокирования тревожности и, следовательно, привычки к квазикоммуникациям.
Критически же большой опыт квазикоммуницирования подразумевает особую «экзистенциальную точку», саморазрушение, желание альтернативного общения, что может провоцировать и мотив вступления в духовную коммуникацию.
Разумеется, приведенный перечень возможной классификации типов личности можно продолжить, в рабочую «сетку» при изучении их автором входит около двух десятков таких типов.Отметим, однако, лишь главное - учет специфики таких типов - одно из неочевидных, но очень перспективных направлений современного подхода к квазикоммуникациям.
Думается, что уже в ближайшее время практика квазикоммуницирования будет подразумевать целый ряд довольно новых направлений:
- учет типов личности в современном нейролингвистическом программировании, в том числе в рекламе, шоу-индустрии, деятельности масс-медиа и паблик рилейшнз, в предвыборных кампаниях, в китч-искусстве, в производстве специфических групп утилитарных товаров;
- создание адаптированных к типам личности идеологических клише и стереотипов;
- появление аналогичных брендов не только учреждений и конкретных фирм, но и кластеров, характеризующих динамику именно современной России; например, по данным авторов, сейчас бурно растет доля «стоиков» в среде сельских фермеров, что совершенно не учитывается в предпринимательских брендах;
- весьма возможно, что современный демографический кризис спровоцирует возникновение методик, учитывающих совместимость типов личности в брачном поведении, - тем более, что явные предпосылки для этого уже прослеживаются сейчас в деятельности центров по планированию семьи; возможны и аналогичные тенденции при формировании профессиональных армейских подразделений, трудовых коллективов, особенно в малом бизнесе, космонавтов, работников МЧС, коллективов дипломатов при ведении деловых переговоров по методу Гарвардского проекта и т.д.
Отметим, впрочем, что даже простое перечисление всех нюансов бытия современных квазикоммуникаций просто относило бы окончание этого раздела книги в бесконечность. Такие квазикоммуникации стали настолько привычными, системообразующими для многих областей духовной жизни общества, настолько глубоко внедрены в современную групповую и индивидуальную психологию, что у многих исследователей сам термин квазикоммуницирования вызывает удивление; в самом деле, как может быть подделкой под что-либо столь масштабное и порождающее тысячи морфем явление? Однако масштаб явления еще вовсе не означает того, что в нем выражена вся сущность человеческого разума. Здоровому человеку может прийти в голову каприз покататься на инвалидной коляске, но вряд ли такое странное занятие увлечет его надолго, - есть, в конце концов, и более увлекательные занятия, хотя бы и в рамках следующего каприза, - например, побыть, пусть и только из любопытства, самим собой.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Симонов П. В. Эмоциональный мозг. — М.: Наука, 1981. — 215 с.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Соч. 2-е изд. Т.3. С. 7-544.
3.Ковалев А.Д. Польская социология: традиции, организация и главные направления деятельности // Из истории социологической мысли в социалистических странах. М., 1988. Кн. II. C.124-148.
